"Улетают с юга дикие гуси, не пролететь им путь без отдыха на Жёлтой реке.То был Гада-Мэйрэн, восставший, чтоб землю спасти монгольскую".
Гада-Мэйрэн родился в 1882 году в Среднем Западно-Хорчинском
хошуне, что на землях Джиримского сейма во Внутренней Монголии. Урождённый Надмид, он имел и китайское
имя — Мэн Циншань. Прозвище его, под которым он стал известен, составилось из
двух слов: гада — младший сын в семье, и мэйрэн — старое маньчжурское военное
звание.
Постер китайского фильма |
Из таких монголов-земледельцев вышел и князь Янсанжав, на
землях которого жил Гада-Мэйрэн. В то время много внутреннемонгольской знати, попривыкшей к китайским прелестям жизни вроде шелков, лакомств и прочих роскошных штучек, а также держащей нос по ветру происходящих перемен, охотно шло на уступки земельным притязаниям китайцев. Когда Гада-Мэйрэну исполнилось десять лет, один из правомочных
хошунных представителей, Жигдэн-Ванкур, продал угодья, по которым кочевала
семья Гада-Мэйрэна, китайцам. Хоть он сделал это и без разрешения Янсанжава, из цепких китайских рук землю было уже не вернуть, и семья Гада-Мэйрэна ушла на запад. В 1921
году, когда по ту сторону границы, разделяющей две Монголии, скрестили оружие защитники Богдо-хана и красномонгольские войска, Гада-Мэйрэн поступил в хошунное ополчение
и переехал ещё западнее, во владения князя Дархана.
Не прошло и десятка лет, как китайские земледельцы добрались
и дотуда. Китайские власти провинции Ляонин, возглавляемые генералом Чжан Цзолинем,
вознамерились ради дальнейшей колонизации кочевий разделить последнюю
оставшуюся у хошуна землю на два района, Сичиахуань и Ляопейхуань. Монголы, осознавая,
что лишение последних пастбищ поставит их на грань вымирания, выступили против
намерений китайцев, и тут Гада-Мэйрэн, за спиной которого всю жизнь грозно
гудел, словно морской прибой, наплыв китайских поселенцев, был уже одной из
ключевых фигур движения. В начале 1929 года он возглавил посольство в Мукден к сыну
погибшего при покушении Чжан Цзолиня, Чжан Сюэляну, с просьбой остановить
колонизацию.
По прибытии в столицу Маньчжурии он был без объяснения причин
арестован и вместе с другими делегатами отослан обратно. Жене Гада-Мэйрэна, Мудан, удалось вызволить его из
заключения. Тогда он, пользуясь всеобщим безысходным недовольством и отчаянием
от непрекращающихся уступок земель китайцам, быстро набрал отряд в две сотни
конников. Они ушли на север, в горы, и оттуда принялись делать вылазки на выросшие
как из-под земли китайские посёлки, резали и гнали крестьян, врывались в управы
и жгли земельные расписки, выданные поселенцам. Самых бедных, правда, старались
щадить и даже делились добычей.
Вскоре к отряду Гада-Мэйрэна, соблазнённые возможностью
пограбить зажиточных китайцев, присоединилось восемь местных разбойных банд, и
численность отряда выросла почти до тысячи. Китайские власти потребовали от князя
остановить бесчинства, но он, не желая выступать против своих, не стал созывать
хошунное ополчение, а вместо этого обратился к китайцам с просьбой о подмоге.
Те не стали долго ждать, и вскоре из Фэнтяна и Жэхэ вышла огромная армия, во
главу которого, впрочем, поставили другого монгола, Ли Шоусиня. Бандиты,
прослышав о надвигающемся большом бое, покинули Гада-Мэйрэна. Наконец его лагерь был
окружён, и 5 апреля 1931 года Гада-Мэйрэн погиб в бою.
Обезглавленное восстание было подавлено, но возобновившаяся
было переселенческая кампания прекратилась с приходом в Маньчжурию японцев (к
ним потом примкнул, предав китайцев, Ли Шоусинь и впоследствии был крупной
фигурой в марионеточном монгольском псевдогосударстве Мэнцзян).
При Мао народные песни о Гада-Мэйрэне были под запретом, но
теперь их можно найти в печатном виде на полках китайских магазинов. Правда,
антикитайская патетика из них убрана, а сам образ его трактуется как образ
борца с феодалами вроде князя Дархана, а также с реакционными генералами вроде
отца и сына Чжанов. В фильме же 2002 года «Гадамэйлинь» он сражается ещё и с некими
японскими захватчиками монгольских кочевий. Это кино наполнено обычной для китайских
лент о монголах пасторальной патокой и ненавязчивым, но стойким пафосом
классовой борьбы и ханьского патриотизма.
Комментариев нет:
Отправить комментарий