Одной из целей религиозной политики Российской империи было обращение всех проживающих в ней иноверцев в православие. В равной степени это касалось и проживающих в ней монгольских народов — калмыков и бурят. В XVIII веке администрация, не желая возбуждать излишнего недовольства среди своих новоприобретённых подданных-буддистов, старалась не форсировать христианизацию. Однако во второй половине XIX века работа по обращению российских буддистов в православие, подкрепляемая искусственным административным сокращением числа буддийских храмов и штата духовенства при них, была развёрнута самым широким образом.
Однако, несмотря на самое широкое использование административного ресурса, православная церковь не смогла добиться значительных успехов ни среди калмыков, ни у бурят. Буддисты крестились крайне неохотно, часто — поддаваясь на полагавшиеся в этом случае льготы и подарки от государства, и даже крестившись — не порывали контактов с буддийскими ламами. Огромное число таких выкрестов, чуть только появилась возможность перейти обратно в буддизм, не подвергаясь наказанию, — а стало это возможно по указу 1905 года, — тут же сделало это, что знаменовало фактический провал миссионерской работы РПЦ в буддийских регионах.
Одной из причин столь скромных результатов полуторавековой миссионерской работы РПЦ среди буддистов были сами методы этой работы. Православные миссионеры чаще всего ограничивались так называемой евангелизацией, то есть простым оглашением Евангелия среди верующих буддистов, не вступая с ними в полемику по поводу положений буддийского учения. Такой подход, скорее всего, отчасти был продиктован сформировавшимся и укрепившимся в XIX веке в среде западных буддологов мнением о том, что верования, распространённые среди простых верующих-буддистов, кардинально разнились с «чистым», «философским» буддизмом. Соответственно, все те переводы классических буддийских текстов, которые один за одним стали выходить в XIX веке на европейских языках, были — согласно этому мнению — бесполезны для разговоров с простыми буддистами и понимания их мировоззрения. Переводов тибетских текстов вроде «Руководства к этапам пути к Пробуждению» Цонкапы, которые были более-менее знакомы рядовым монахам, также долгое время сделать не могли. Поэтому православным миссионерам, не обладавшим, судя по их работам, ясным знанием основ буддийского учения, последнее казалось собранием «неопределённых и двусмысленных мифов». Именно так, в частности, о Ганджуре и Данджуре отзывался крупный православный деятель Забайкалья сер. XIX века, писатель и миссионер, иркутский епископ Нил (Исакович).
Результаты исследований буддизма в Бурятии, которыми он целенаправленно занимался на протяжении всего срока своей службы, Нил суммировал в книге «Буддизм, рассматриваемый в отношении к последователям его, обитающим в Сибири», вышедшей в 1858 году. Книга эта интересна во многих отношениях, однако здесь я хотел бы обратить внимание лишь на один любопытный фрагмент. Справедливо полагая, что буддийские богослужебные тексты, как и в православие, созданы на вероучительной основе буддизма и могут быть использованы для его изучения, Нил попытался проанализировать одну краткую буддийскую молитву. Сегодня эту молитву наизусть знает, наверное, каждый русский буддист, принадлежащий к школе гелуг. Были хорошо знакомы с ней и бурятские верующие, так как она включена в вероучительный текст, называемый «Итгэл» (по-тибетски Кябдо семкед щуксо), знание которого наизусть, наряду с мантрой «ом мани падме хум» и хвалой Цонкапе «Микдзема», вменялось в обязанность каждого буддиста. Собственно говоря, речь идёт о краткой молитве подношения мандалы. Как были бы все они удивлены, услышав, что, согласно епископу Нилу, эта молитва содержит признание буддизмом Бога-Творца! Вот что пишет в своей книге (сс. 19-21) учёный православный иерарх:
«Мы с своей стороны... не разделяем с ними мнения, будто вера буддистов в Творца вселенной не находит оснований... Так в Арапсале читаем тибетский стих:
В чине богослужебном стих этот непосредственно следует за ключом закона — номун тулкигур, и тем показывается важность и общность содержащегося в нём учения. А монголы, внесши его в катехизическое учение своё — итегел, составили следующее нравственное правило:
Смысл слов такой: тому Богу, который сотворил гору Сумбер и весь мир, который даровал земле изобилие плодов, а небо украсил солнцем и луною, должны мы приносить хвалу и благодарение».
По-тибетски молитва эта записывается так:
Однако, несмотря на самое широкое использование административного ресурса, православная церковь не смогла добиться значительных успехов ни среди калмыков, ни у бурят. Буддисты крестились крайне неохотно, часто — поддаваясь на полагавшиеся в этом случае льготы и подарки от государства, и даже крестившись — не порывали контактов с буддийскими ламами. Огромное число таких выкрестов, чуть только появилась возможность перейти обратно в буддизм, не подвергаясь наказанию, — а стало это возможно по указу 1905 года, — тут же сделало это, что знаменовало фактический провал миссионерской работы РПЦ в буддийских регионах.
Одной из причин столь скромных результатов полуторавековой миссионерской работы РПЦ среди буддистов были сами методы этой работы. Православные миссионеры чаще всего ограничивались так называемой евангелизацией, то есть простым оглашением Евангелия среди верующих буддистов, не вступая с ними в полемику по поводу положений буддийского учения. Такой подход, скорее всего, отчасти был продиктован сформировавшимся и укрепившимся в XIX веке в среде западных буддологов мнением о том, что верования, распространённые среди простых верующих-буддистов, кардинально разнились с «чистым», «философским» буддизмом. Соответственно, все те переводы классических буддийских текстов, которые один за одним стали выходить в XIX веке на европейских языках, были — согласно этому мнению — бесполезны для разговоров с простыми буддистами и понимания их мировоззрения. Переводов тибетских текстов вроде «Руководства к этапам пути к Пробуждению» Цонкапы, которые были более-менее знакомы рядовым монахам, также долгое время сделать не могли. Поэтому православным миссионерам, не обладавшим, судя по их работам, ясным знанием основ буддийского учения, последнее казалось собранием «неопределённых и двусмысленных мифов». Именно так, в частности, о Ганджуре и Данджуре отзывался крупный православный деятель Забайкалья сер. XIX века, писатель и миссионер, иркутский епископ Нил (Исакович).
Результаты исследований буддизма в Бурятии, которыми он целенаправленно занимался на протяжении всего срока своей службы, Нил суммировал в книге «Буддизм, рассматриваемый в отношении к последователям его, обитающим в Сибири», вышедшей в 1858 году. Книга эта интересна во многих отношениях, однако здесь я хотел бы обратить внимание лишь на один любопытный фрагмент. Справедливо полагая, что буддийские богослужебные тексты, как и в православие, созданы на вероучительной основе буддизма и могут быть использованы для его изучения, Нил попытался проанализировать одну краткую буддийскую молитву. Сегодня эту молитву наизусть знает, наверное, каждый русский буддист, принадлежащий к школе гелуг. Были хорошо знакомы с ней и бурятские верующие, так как она включена в вероучительный текст, называемый «Итгэл» (по-тибетски Кябдо семкед щуксо), знание которого наизусть, наряду с мантрой «ом мани падме хум» и хвалой Цонкапе «Микдзема», вменялось в обязанность каждого буддиста. Собственно говоря, речь идёт о краткой молитве подношения мандалы. Как были бы все они удивлены, услышав, что, согласно епископу Нилу, эта молитва содержит признание буддизмом Бога-Творца! Вот что пишет в своей книге (сс. 19-21) учёный православный иерарх:
«Мы с своей стороны... не разделяем с ними мнения, будто вера буддистов в Творца вселенной не находит оснований... Так в Арапсале читаем тибетский стих:
Саши бойджи джукшин медокдан,
Рираб линши нида джамбади,
Санджей шинду микбо пулбейи,
Догун намдак шинла джот баршок.
В чине богослужебном стих этот непосредственно следует за ключом закона — номун тулкигур, и тем показывается важность и общность содержащегося в нём учения. А монголы, внесши его в катехизическое учение своё — итегел, составили следующее нравственное правило:
Гадзар делекей болон, Сумбер агула теригутени бутуген,
Куджис-ер Сурчиджу,
Огтаргой-ги наран саран-эр чимексен,
Бурхандор ач мандал ургуйе.
Смысл слов такой: тому Богу, который сотворил гору Сумбер и весь мир, который даровал земле изобилие плодов, а небо украсил солнцем и луною, должны мы приносить хвалу и благодарение».
По-тибетски молитва эта записывается так:
sa gzhi spos chus byugs shing me tog bkram
ri rab gling bzhi nyi zlas brgyan pa 'di
sangs rgyas zhing du dmigs te phul ba yis
'gro kun rnam dag zhing la spyod par shog
Если же переписать монгольский текст, приводимый Нилом, по правилам современной монгольской орфографии, получается:
Газар дэлхий болон Сумбэр уул тэргүүтэн бүтэн,
Хүжээр сүрчиж,
Огторгуйг нар сараар чимэгсэн,
Бурхан дор ач мандал өргөе.
Переводится монгольский текст так: «Всю землю, гору Сумеру и прочее создавая, благовонием окуривая, небо солнцем и луной украсив, Будде [эту] благодарственную мандалу подношу». Монгольский перевод, который приводит Нил, не является дословным — к тому же он не перевёл последнюю строку тибетского текста.
Газар дэлхий болон Сумбэр уул тэргүүтэн бүтэн,
Хүжээр сүрчиж,
Огторгуйг нар сараар чимэгсэн,
Бурхан дор ач мандал өргөе.
Переводится монгольский текст так: «Всю землю, гору Сумеру и прочее создавая, благовонием окуривая, небо солнцем и луной украсив, Будде [эту] благодарственную мандалу подношу». Монгольский перевод, который приводит Нил, не является дословным — к тому же он не перевёл последнюю строку тибетского текста.
Ошибка перевода с монгольского налицо — епископ решил, что в этом тексте творящий небо, землю, луну и солнце — это не сам читающий (и мысленно представляющий это буддист), а сам Будда — «Бурхан». «Благовония», не подходящие по смыслу, у епископа превратились в «изобилие плодов».
Так у Нила из буддийской мандалы, как чёртик из табакерки, внезапно выскочил Бог-Творец. После своего сенсационного открытия автор уверенно продолжает тему Творца в буддизме, ассоциируя его с буддой Амитабхой, владыкой чистой земли Сукхавати.
Любопытна не сколько сама эта переводческая ошибка, сколько то, что при Ниле находился в качестве консультанта Николай Доржеев — бывший бурятский гелонг, крестившийся в православие. Как мог он пропустить столь грубый огрех? Если же он, как и его наставник, не нашёл в переводе ничего, что бы, по его мнению, не соответствовало настоящему буддийскому учению, то приходится признать, что уровень образования в среде низового бурятского духовенства и впрямь бывал чрезвычайно низок. А ведь именно на это и уповали православные миссионеры.
Комментариев нет:
Отправить комментарий