Пурэвбат (справа) на презентации аппликации Ваджрапани |
Так оценил его заслуги и усилия в сохранении мастеровых традиций и драгоценного кладезя знаний, доставшихся от великих монгольских умельцев, герой труда, учёный и писатель Л. Тудэв. Сколько же тысяч книг было необходимо для этого ему прочесть, сколько произвести всяческих исследований, какие грандиозные труды в области искусств произвести – этого оценить невозможно.
Деяния этого ламы, по объёму своему сравнимые разве что с делами целого института, этим не ограничиваются. Он основал Монгольский институт буддийских искусств, который ныне возглавляет, работая не менее чем за десятерых, – поистине судьба, указанная свыше.
Монголы, усвоив двухтысячелетнюю культуру буддийской веры, сформировали на её основе огромный самобытный свод знаний. В последнем столетии этот свод оказался перед лицом злого рока, едва не канув в забытье, но лама-художник Ганхугийн Пурэвбат своим умом и мастерством, добродетельными трудами, неустанными усилиями вновь возжёг светильник Учения. Благодаря этому самобытная школа монгольского буддийского мастерства избегла опасности быть утерянной и стала доступной будущим и будущим поколениям.
Мастерство и умения ламы Пурэвбата, удивительная мудрость в творчестве и созидании, трудолюбивый нрав, думается, действительно сравним разве что с первым Богдо Джебцзун-Дамбой, прославленным в халхаской истории под именем Ундур-гэгэн, величайшим умельцем во всей монгольской истории.
Ганху из сомона Борнуур Центрального аймака был отцом семейства в пятнадцать отпрысков. Среди этих пятнадцати детей, почти что в детском саду, и родился на свет великий искусник-лама Пурэвбат, точь-в точь посередине: старших братьев и сестёр у немо было семь, столько же и младших. Талант мальчика начал выявляться с самого раннего детства. Отец и мать всячески старались развивать дарования сына, доставая ему всё, что требовалось: бумагу и карандаши, разнообразные картинки.
После окончания восьмого класса школы парень, в котором так рано проявился художественный дар, по своему решению поступил в улан-баторское Художественное училище. Трудясь так, что и двадцати четырёх часов в сутки было мало, он вступил на великую жизненную стезю. Окончив училище по классу традиционной монгольской живописи, он решил посвятить жизнь художественному творчеству и работать в Комитете искусств. Это была первая проверка на прочность и веру парня-подростка.
Постоянно упражняясь в монгольской живописи, выполняя большие объёмы работы, молодой человек наследовал мастерство своих предков. Однако, всё больше и больше углубляясь в тонкости монгольской живописи, он осознавал, что без знания буддийских искусств ему дальше не продвинуться.
Решив однажды, что невозможно стать настоящим мужчиной, не отслужив в армии, Пурэвбат призвался в войска. Сменив кисть на автомат, а мастерскую на казарму, молодой человек познал все тяготы армейского житья, но не смог уклониться и от беды. Неожиданно попав в аварию, он был вынужден долгое время проходить болезненное лечение. Беда не сломила его характер; идя против холодного ветра, он не надвигал шапки на глаза, и, осознав однажды жгучее желание спасти других от болезней, мучений и смерти, принял решение и поступил в Буддийский институт. Здесь он начал проникать в подлинные глубины мастерства, в его тончайшие священные премудрости, впервые испил нектар небесного искусства, чем вступил на ещё более дальний путь.
Дороги мужчин долги, цели отдалённы. Желающий ещё более углубиться в буддийское искусство молодой человек оценивал свои силы на поездку в Страну Снегов. К его счастью, как раз в это время, когда появилась возможность обучаться этому в Индии, он поведал о своей мечте Бакула-багши. Бакула-лама, заметив бьющие ключом мечты и стремления своих учеников, посоветовал им прежде всего заполучить загранпаспорта, а потом обещал достать для них всех визы.
Воплощалась мечта молодого мужчины – ехать за благословением великого Учения в Индию и учиться там. Не было только милостынедателя, который хоть в какой-либо степень мог возмещать ему затраты на заграницу. Но он решил, что, покуда человек жив, выход всегда найдётся.
Выезжая на учёбу к большим ламам-мастерам, он имел в запасе лишь немного вяленого мяса да примерно двести долларов, и более ничего. Питаясь раз в день самой дешёвой пищей и не тратя деньги более ни на что, он боялся, что таким образом не протянет те десять месяцев, что будет длиться учёба. Будущее виделось ему крайне смутно, но даже тогда, когда ему лишь один-единственный раз в день хоть что-то перекусить, он ни разу не усомнился в собственном выборе такого пути
Портет Егузэр-хутухты Галсандаша |
С каждыми сутками кошелёк его всё более обвисал, проваливались щёки, и положение становилось всё более серьёзным.
Он варил себе бульон из привезённого с собой вяленого мяса, и на какое-то время как будто чувствовал облегчение. Но какой бы голод, какое бы изнеможение он не испытывал, он не переставал учиться. В таких же, как его, темницах, жили и парни-тибетцы. И они-то с трудом постигали учение, преподававшееся им учителями на их родном языке. Но монгольский молодой лама, постоянно упражняясь в тибетском, начал отлично понимать Учение, и часто ламы, глядя на него, говорили: «Вот ведь точно толковая голова!», и то же подхватывали остальные ученики. Этот замеченный ими монгол своим непрестанным учением и прекрасными рисунками несомненно выделялся из остальных. Пошла даже молва, будто он за три месяца наполовину выучил то, на что другим требуется три года. И наконец в весьма отдалённо напоминающей праздник жизни ламы-художника, с детства посвятившего себя художеству, перекочевавшего из Комитета искусств в Гандан, а затем и в Дхарамсалу, наступил один незабываемый день.
Пришёл день исполнения пророческих слов Бакула-ламы: «Потерпи только один месяц. Затем появится человек, окажущий тебе помощь и поддержку». Один известный индийский врач выразил желание стать его милостынедателем и оплатить все его издержки на трёхлетний период учёбы в Индии. При помощи добродеяния своего милостынедателя перед ламой-живописцем, переправившимся через океан драгоценного Учения, вновь ясно завиднелась восходящая ввысь дорога.
Возвратившись в Гандантэгченлин со своим драгоценным знанием, впитанным, усвоенным и выстраданным, Пурэвбат на некоторое время будто бы освободился от миллиона терзавших его забот, но путь его был таков, что вскоре он взвалил себе на плечи свой неизменный груз. Для того, чтобы сделать выученное им собственной работой, он вновь начал десятилетнее странствие по дороге художеств. Черпая из огромной сокровищницы народного духовного искусства, он вновь принялся денно и нощно детальнейшее выбирать, высчитывать, сопоставлять, уточнять, выискивать порядки и правила в национальном каноне, ушедши в работу с головой.
Высчитывая установленные монгольскими искусниками прошлого пропорции, выявляя монгольский канон строительства субурганов и храмов, изучая изображения растений, животных, природы, орнаменты и символику, он разрабатывал и выяснял теорию изобразительных пропорций. Классифицированный и категоризованный, этот материал, собранный им при помощи своих учеников, составил 24 тома, ушедших в печать. Помимо это работы, он переводит с тибетского и других языков избранные буддийские сочинения, подготовив к печати уже 66 книг.
Иногда эти книги сами состоят из нескольких томов, а именно: «Бурхан лагшин дvрийн хэмжээг гаргасан сэтгэгчлэн бvтэх эрдэнэ», «Хувь хэмжээний шастир мэргэд олохын олом», посвящённые буддийскому искусству и религиозной философии.
Ступы в монастыре Дэмчигийн-хийд, заново построенные Пурэвбатом |
В 2006 году он написал книги «Великое жизнеописание Будды Шакьямуни» (1200 страниц) и «Субурган Великой Монголии: строительный канон» (эта книга ещё больше, чем житие Будды), которые сложно полностью прочитать, не то что создать. Из них двух он особенно интересно говорит о «Субургане Великой Монголии»:
«В этой книге, называемой «Субурганы Великой Монголии», шесть больших глав. Центральное её содержание начинается с истории ступ, затем идёт рассмотрение их размеров и пропорций, как они украшаются. В третьей главе рассказывается о том, как эти ступы строить, даются основные представления об этом с примерами. Как выбирать место под ступу, из чего их делают, как оформляют (рисуют, возводят, вырезают, наполняют), все эти традиции содержатся в этой главе. Также здесь есть о том, какие ошибки допускаются в строительстве ступ, каким должен быть сам созидатель и какими качествами должен обладать милостынедатель – всё, что сюда относится, вошло в эту главу. В следующей главе рассказывается о символике самой ступы, каждая деталь расписывается подробнейшим образом на примерах. В пятой главе рассматриваются закладки в ступу, ритуалы освящения. Обо всех этих вещах подробнейшим образом написано в книге, и я уверенно могу сказать, что человек, усвоивший это, можно сказать, проник в тайны тайн монгольской традиции строительства ступ. По этой тематике написано немало, но я, изучив и прочитав большую часть, и обозначив в книге монгольский канон, могу сказать, что ни одно из этих сочинений не сравнится и с третьей частью этой книги».
Слыша, как много нашему ламе-художнику пришлось прочесть, увидеть, сравнить, сопоставить, и всё это соединить, невольно рождается горделивое ощущение. Видимо, это крупнейший корпус сведённых воедино сведений обо всём, касающихся ступ. Интересно, что лама рассказывает о своих дальнейших планах в области искусствоведения:
«В дальнейшем выйдет целая большая серия, посвящённая монгольской религиозной живописи, религиозной скульптуре, резьбе, аппликации, литью, иконометрии, различных пропорциональных уставах, материаловедении, орнаменталистике, колористике, архитектуре и декоре храмов и монастырей, драматургии цама, изображению мандал, монгольской религиозной символике – о каждом предмете по отдельной книге. Например, что касается мандал, существует 15200 различных традиций, но в нашей стране все они прерваны. Но я унаследовал традиции рисования мандал, построения мандал из песка, из золота, из серебра». – слыша такие слова, радуешься душой. Верно, любой, хоть раз разговаривавший с ламой-художником, выучившим и унаследовавшим столь обширную, великую науку, невольно и благоговейно поражается его уму и знаниям.
Постоянно чтя и возвеличивая память всех лам и наставников, когда-либо помогавших ему в его образовании, это своё благоговение он делает видимым всем. Решив посвятить свою жизнь строительству на родине храмов, субурганов и монастырей, лама Пурэвбат основал в сомоне Борнуур крупнейший в Монголии храм-музей буддийской религиозной архитектуры. В сомоне Ханбогд Южно-Гобийского аймака он практически заново отстроил Дэмчигийн-хийд, воплотив тем самым чаяния множества верующих.
Дабы увековечить память лам, подвергшихся репрессиям в чёрные 30-е годы в Монголии, он воздвиг на Хамбын-ово девятиметровую ступу, сотворив тем самым доброе дело и освящая будущее тех великих наставников. В честь Бакула-багши, силою старинных благопожеланий принёсшего в Монголию свет святого Учения, были построены одна двухметровая статуя из 110 килограммов серебра с более чем 2000 драгоценных камней, и заложен храм. Его окружают восемь золотых ступ.
Если поинтересоваться у ламы-живописца об одной из этих метровых золочёных ступ, украшенных самоцветами, то в ответ услышите: субурган построен в честь священной памяти его величайшего учителя искусств, заслуженного деятеля искусств Монголии Данзан-ламы.
Недавно по указу президента Монголии и сообразно пожеланиям монгольского народа была сделана аппликация 18 метров высотой и 12 длиной, изображающая бурхана Ваджрапани с Чингис-ханом, Угедей-ханом и Хубилай-ханом, – произведение совершенно удивительное. В этом предприятии участвовали умелицы из Внутренней Монголии, Бурятии, Калмыкии и Тувы, равно как и представители двадцати одного одного аймака и Улан-Батора.
Пускай же и дальше трудится на благо всех существ-матерей, проливая на них свет высочайшего Учения, на благо Родины и монгольского народа, и дальше творит добродетели лама-живописец Г. Пурэвбат!
Комментариев нет:
Отправить комментарий