Кто таков был Торой-банди?

Заметка не моя — переводная.

Зачинателем дела сайнэров [конокрадов, делившихся добычей с бедняками. – С.К.] был пастух маньчжурского императора из Дариганги, Нанзад, прозванный Тороем-банди и «Вошью, сосущей кровь чиновников» (1834-1904). В 1860-х годах его имя прозвучало не только на все восемь чахарских хошунов, но и в Халхе. По происхождению Нанзад был чахар, родился он в местности, что ныне зовётся Бударын-Чулуу. Ещё во младенчестве он лишился отца, и они с матерью едва сводили концы с концами. По её желанию он мальчишкой был отдан в послушание в Бургасан-дуган, но, не в силах терпеть жестокости лам-наставников, сбежал из монастыря домой. С того-то самого времени он, сам изведавший страдания и лишения бедняцкой жизни, начал упорную и отважную борьбу против господ и богачей, торгашей и ростовщиков. Но не следует думать, что борьбу эту он вёл лишь к собственной пользе и из личных побуждений: добычей своей он делился с хошунной беднотой, чем заслужил народное уважение и любовь. Нанзад был не только смекалистым и смелым, он к тому же отлично пел и был замечательным музыкантом. Земляки долго вспоминали, как трогал сердце его глубокий и чистый голос, когда он смычком трогал струны моринхура. Под старость Нанзад кочевал по хошунам Шартын-Хад, Таван-Толгой и Ээлт, а в 1904 году скончался. Жизнь и труды Тороя-банди всегда привлекали интерес исследователей.

Хоть его жизнеописания и не осталось в письменных источниках, но оно сохранилось в народной памяти, передаваясь из уст в уста. Поэтому исследователям приходится, изучая жизнь Нанзада, опираться на предания, былички и народные песни. Именитый монголовед Б. Я. Владимирцов в своей книге «Примеры монгольской народной литературы» приводит несколько отрывков из песен о Торое-банди. Тем самым, впервые иностранный учёный, исследуя песни о Торое, познакомился не только с ним самим, но и прикоснулся ко всему миру монгольского фольклора, а точнее — монгольской песни.  В 1944 году Ц. Дамдинсурэн написал статью  «Торой-банди», напечатанную в газете «Унэн». В 1957-м О. Жамбалжамц, собрав немало легенд и старых рассказов о Торое-банди, закончил многолетний труд — пьесу «Торой-банди», поставленную затем в Сухэ-Баторском аймаке. А в 1958 году Ц. Бавуудорж написал книжку «О Торое-банди», и возникла необходимость окончательно разобраться, кто же был этот человек.

Ц. Дамдинсурэн писал: «Торой-банди был человеком, носящим два имени: «добрый молодец» и «проклятый вор». Народ звал его «добрым молодцем». Господа и китайские купцы-прохвосты честили его «проклятым вором». Словом, Торой был человеком неоднозначным». Немало копий сломано и в спорах о том, откуда пошло прозвище такое Нанзада — «Торой-банди». Взять, например, вопрос, как правильно – «Торой» или «Тоорой»? Хотя в объяснении этой неоднозначности учёные и склоняются к двум общим точкам зрения, всё же смысл их обеих кажется схожим. Исследователь Ц. Бавуудорж утверждает, что правильно «Торой-банди», но слово торой (поросёнок) тут — это не детёныш свиньи или сарлыка, но обладает неким другим смыслом. Жители Дариганги говорят, что на склоне лет Торой-банди любил пересказывать землякам истории о собственных похождениях. «Я, Торой-банди, всегда отрывался от погони, ребята (Стоять поодаль, отрываться, выделяться» — торойх). Со стражником арван-тавны [Арван тавны цагдаа — название полиции в цинской и богдо-ханской Монголии. — С.К.] одновременно в седло вскочив, на своём гнедом скакуне оторвался я от него, — говорят. То, что я выбрался из городской тюрьмы и ушёл от воина по званию арван-тавны на моём гнедом — правда. Так что насчёт этой легенды – всё так и было, так и запомните» — говорил он.

Б.Я. Владимирцов в своих «Примерах монгольской народной литературы», транслитерируя песню о Торое, упоминает о том, что один из местных напевов именовался «тора». Однако Г. Жамсранжав в своей статье «Торой-банди» пишет «Тоорой» и выводит это прозвище от глагола тооройлох. Впрочем, если посмотреть на два вышеупомянутых имени, то видно, что в общем значение их единое. «Торой-банди» — это банди, который своими храбростью и смекалкой выделяющийся среди других, а растущее в пустыне дерево, которое, несмотря на жестокий климат, растёт круглый год, зовут «Торой-дерево». Так монголы прозвали стойкое деревце «Торой». К тому же известно, что в детстве Нанзад обучался в монастыре. Своеобразный титул «Торой-банди» позже стали давать человеку выдающейся храбрости; так, после смерти самого Тороя-банди свыше сорока сайнэров называли себя «тороями-банди». Получается, и в «Торой-банди», и в «Тоорой-банди» содержится значение чего-то выдающегося, стоящего особняком. По сей день среди жителей Дариганги ходит и пересказывается немало преданий и былин. Приведём же здесь некоторые из них.

Как-то раз Торой-банди, угнав коней из табуна одного богача, повстречал на дороге бедняка-оборванца и подарил ему одного скакуна со словами:
— Учти, это конь из табуна местного сановника. Если его табунщик узнает этого коня, скажи ему, мол, Торой дал. А если всё же заберут, дай мне знать.
Вскоре конь попался на глаза табунщику, и, хоть бедняк и сказал ему, что взял его у Тороя, толку в том никакого не оказалось — коня забрали. Он переправил весточку Торою-банди. Узнав об этом, Торой сотоварищи угнал из того табуна ещё двадцать лучших лошадей. После этого случая Тороя-банди прозвали «Вошь, сосущая кровь чиновников», и повелось так, что если какой-то господин или богач узнавал у кого-нибудь украденную у себя лошадь и при этом слышал: «Торой дал» или «у Тороя взял», то, говорят, назад её себе не требовал.

Опять Торой-банди удирает от стражников арван-тавны.  Начал было отдаляться, да конь под ним совсем уж устал. И опять стража нагоняет. Но сметливый и сообразительный Торой-банди выехал в пески, стреножил коня, снял с него седло и надел на одну из пасшихся поблизости коров, вывернул свою дэли наизнанку и уселся на неё. Тут прискакали и стражники. Увидав его, спрашивают: в какую сторону поехал Торой? А Торой им в ответ: мол, что такое? Знать не знаю, Торой али кто другой. Только разве что человек на взмыленной лошади вперёд промчался, спина его только-только вдали исчезла. Стражники обрадовались и, с криками «Уж теперь-то мы схватим Тороя!» и улюлюканьем полетели дальше. Отделавшись от стражников, Торой вновь оседлал своего коня и поскакал в другую сторону. Стражники же в стороне, указанной человеком на корове, ни Тороя не поймали, ни украденного не обнаружили, ни даже следа его не разыскали. Поняли они, что обвели их вокруг пальца, вернулись, а там кроме коров никого уж нет. Вечером, как солнце закатилось, стража прекратила поиски, и так Торою удалось от них скрыться.

Торой-банди прослышал, что на западе Баяндэлгэра промышляют два способных сайнэра, поискал-поискал их и нашёл. Встретился с ними, поприветствовал, поближе познакомился. А затем спрашивает:
— Есть ли тут что-то, что взять вам не по зубам?
Они и отвечают:
— На северо-западе живёт один богач-тангут, и они никак не могут увести у него его быстроногого гнедого скакуна. Вот только его и не можем взять — рассказали они ему. И вознамерился Торой-банди увести резвого гнедого из того стойбища.
— Но прежде чем мы пойдём за конём, раздобудьте-ка мне сначала оттуда одну овцу! Один из вас езжай на моём скакуне. До загона доедешь — дальше едь тихо. Как подберёшься к овцам – хватай одну и тут же давай дёру! Но «чох» коню не говори! – так наказал им Торой.
Один из сайнэров, как сказал Торой, на коне вплотную подобрался к овцам, но только он схватил одну из них и приготовился удирать, как выскочил пёс и залаял на него. Тот, испугавшись, крикнул коню «чох», а он встал на дыбы и свалил нашего похитителя на землю, да так он и остался лежать в загоне. Конь с седлом вернулся обратно к Торою, и он понял, что сайнэр попался. Тогда он на следующее утро приказал второму сайнэру найти не маленький, не большой, а увесистый камень и  уложить его в дорожную суму, сам же раздобыл богатую господскую одежду и поспешил в стойбище богача тангута. Там его спросили:
— Откуда вы, господин, и куда спешите? К нам-то, знаете ли, пробрался вор, так мы его схватили!
— Я собираю налоги для нашего повелителя. Нынче уж вечер, придётся заночевать у вас.
— Ну разумеется! Эй, приготовьте тотчас же господину ужин, напитки и постель!
А «господин», Торой, говорит им:
— Отведите тому вору отдельную юрту, выставьте добрую стражу да стерегите хорошенько! Но и мою поклажу надо стеречь, так что я оставлю деньги в той же юрте и сам лягу рядом с ними, — и распорядился постелить себе там. Улёгся там, а снаружи встали два караульных. Под утро он развязал путы товарища, вручил ему мешок с камнем и тихонько проводил до собственной лошади, а сам вернулся в юрту и лёг спать как ни в чём не бывало. Проснулся от криков:
— Вор сбежал! Господских денег нет! И коня его нет!
«Господин» вскочил с постели, и к хозяину:
— Пропажа государевой казны — это не шутки! Не сносить вам головы! Был бы тут, правда, какой-нибудь быстрый конь — я бы, может, ещё догнал бы вора!
— Сударь любезный, не погубите! Есть у меня отличный гнедой скакун — берите его и скачите вдогон!
Получив вдобавок немалое подношение, уехал Торой-банди на том гнедом.

Однажды вездесущий и всепроникающий Торой-банди задумал узнать свою собственную долю и жизненный путь и за тем приехал ко многомудрому гобийскому Нойон-хутухте. А Нойон-хутухта в то самое время сидел, гадая на костях-«шагай». Торой поприветствовал его и хотел было изложить свою просьбу, но Нойон-хутухта, не дожидаясь его, бросил косточку один раз, бросил другой — оба раза выпало «конь». Тогда Нойон-хутухта, ни проронив ни слова, вручил Торою эту косточку-«коня» и принялся читать молитвы-благопожелания. Торой сохранил косточку, догадавшись, что Нойон-хутухта указал ему тем самым его место — у конской гривы. Будь на коне — и всегда за тобой будет следовать удача. С конём дружи, резвый скакун — твой первый товарищ и помощник. С тем Торой-банди и отправился в обратную дорогу.