Дордже Шугден в Монголии: новая вотчина опального духа

Статуя Дордже Шугдена в монастыре Амарбаясгалант

В этом месяце в Монголию приехал крупный тибетский хубилган, Триджанг Ринпоче, — фигура знаковая: в своём прошлом рождении он был главным наставником нынешнего Далай-ламы. 11–12 сентября в здании улан-баторского цирка Триджанг Ринпоче провёл массовую церемонию посвящения в тантру Ямантаки — основного йидама школы гелуг. Вот только завершил он её церемонией посвящения в практику дхармапалы Дордже Шугдена — того самого, против которого Далай-лама последовательно высказывается на протяжении вот уже нескольких десятков лет.

Нет в истории тибетского буддизма более противоречивой фигуры, чем Дордже Шугден — ни среди духов, ни среди людей. Объявленный сперва хранителем чистоты линии преемственности гелугпы, а затем — чуть ли не её главным врагом, противником независимости Тибета и личным недоброжелателем Далай-ламы, он сумел отколоть от некогда единого сообщества школы гелуг весьма внушительный ломоть. В Монголии же линия разлома, возникшего вокруг его имени, пролегает не столь отчётливо. И это несмотря на то, что с самого своего введения в оборот ритуальных действ школы гелуг Дордже Шугден был весьма неоднозначно связан с монгольским народом.

Как всё начиналось

После того, как монгол Далай-лама IV (1589–1616), правнук Алтан-хана, неугодный весьма влиятельной части тибетской религиозно-политической элиты, был сперва удалён от власти, а затем, предположительно — отравлен, из-за угрозы новому перерождению со стороны правителя Цзана Карма Пунцог Намгьяла, его поиски были остановлены. В 1621 году Гуру-хунтайджи и Лувсанданзан с двумя тысячами монголов вошли в Тибет и освободили Лхасу от его войск. Согласовав с Панчен-ламой IV поиски нового далай-ламы, снаряжённая для этого комиссия отыскала четырёх подходящих мальчиков — из Ньянпо, из Чонгье, из Гадхасы, а также племянника Сонам Равдана — Нангсо Норбу. В итоге, по указанию Панчен-ламы, пятым далай-ламой стал уроженец Чонгье.

Уроженец же Гадхасы остался не у дел. Его родители — Намсрай и Ла-Агьял — были богатыми и влиятельными людьми, и старались протолкнуть своего сына в далай-ламы, воспользовавшись властью Карма Пунцога. Однако крахом его влияния в Центральном Тибете их затея так и не увенчалась успехом, более того, за контакты с ним их семья пострадала от монголов. Однако разочарованная мать не оставила попыток обеспечить своего сына весомым в школе гелуг титулом — она помнила, что из их семьи уже однажды выходил двадцать пятый держатель трона Гадена, глава школы гелуг — Палджор Гьяцо (1526–1599). В итоге Панчен-лама распознал в мальчике перерождение пятнадцатого настоятеля Гадена, Сонама Дракпы (1478–1554), который, в свою очередь, считался перерождением одного из близких учеников самого Цонкапы — Дракпа Гьялцена. Сонам Дракпа был примечателен ещё и тем, что он единственный занимал пост настоятеля сразу трёх крупнейших гелугпинских монастырей — Гадена, Сэры и Дрепунга. Мальчик из семьи Гадхаса, получивший имя Дракпа Гьялцен и ставший, таким образом, тезоименитым своему славному прошлому перевоплощению, пользовался в монастыре Панчен-ламы тем же почтением, что и подраставший рядом с ним Далай-лама V — так, они оба председательствовали на знаменитом лхасском новогоднем молебне.

Некоторые из прежних воплощений Дракпа Гьялцена были тем или иным образом связаны с Монголией. Так, одним из них был Сакья-пандита Кюнга Гьялцен (1182–1251), которого во времена Монгольской империи пригласил из Тибета к себе монгольский хан Годан, внук Чингисхана. Племянник и ученик Сакья-пандиты, Пхагпа-лама, был личным наставником великого хана Хубилая. Однажды он дал хану такое предсказание: «В будущем, через семь поколений, я буду ламой, в имени которого будет упоминаться вода, а ты будешь ханом, в имени которого будет упоминаться золото, и тогда мы с тобой встретимся», — имея ввиду будущую встречу Алтан-хана и Сонама Гьяцо.

Другой предыдущий перерожденец Дракпа Гьялцена, Сонам Еше Вангпо (1556–1592), сопровождал Сонама Гьяцо в Монголию, где тот впервые получил от Алтан-хана монгольский титул «далай-лама». Со временем Дракпа Гьялцен стал заметным и влиятельным религиозным деятелем, собиравшим со своих почитателей, в том числе монгольских, существенные объёмы подношений. Со временем его амбиции становились всё яснее — так, он неоднократно просил высоких лам тибетцев написать обращённые к нему молитвы, где бы его величали высшим, нежели Далай-лама. Кроме того, в 1638 году он приехал к себе на родину и втайне провёл цикл ритуалов, направленных на изгнание из Тибета монгольского контингента — одного из гарантов стабильной власти Далай-ламы V. Правда, эти мероприятия не увенчались успехом — узнав об этом, монголы во второй раз разорили Гадхасу.

Хитроумие Нейчунга

Между тем Далай-лама, прочно утвердившись на позиции единоличного светского правителя Тибета, назначил духом-покровителем тибетской государственности Нейчунга. Однажды этот дух явился Дракпе Гьялцену в видении и посетовал, на что, что тот забыл клятву, данную им некогда в теле своего знаменитого тёзки. «Я запамятовал, о чём она была», — отвечал смущённый Дракпа Гьялцен. «А ты съешь освящённый рис — и вспомнишь», — подсказал Нейчунг. Тогда Драгпа Гьялцен положил в рот освящённые белые рисинки, и воскликнул: «Ах, я всё вспомнил! Я дал обет однажды воплотиться могущественным духом-защитником Учения. Но, боюсь, у меня слишком кроткий и мирный нрав для того, чтобы во благо Учения Будды творить гневные деяния» — отвечал он, помня о своих неудачных попытках изгнания монголов. «Ничего», — успокоил его Нейчунг, — «Уж я обеспечу для этого подходящие условия».

В 1655 году между Далай-ламой и Дракпа Гьялценом состоялся традиционный диспут, по результатам которого последний вышел победителем. В знак этого Далай-лама по традиции преподнёс ему белый хадак. Вскоре после этого тело Дракпа Гьялцена нашли в его покоях с белым хадаком, засунутым в горло. Говорят, что его задушил племянник министра Сонама Чойпэла — Нангсо Норбу, либо же он сам совершил ритуальное самоубийство, предварительно сделав благопожелание о перерождении гневным духом-защитником гелугпы. Как бы там ни было, прямо перед смертью от удушья в сознании Дракпа Гьялцена мелькнула наконец чистая ярость — она-то и обеспечила успешное осуществление его обета.

Пепел почившего тулку поместили в серебряный реликварий в Дрепунге. Тем бы и кончилась история амбициозного хубилгана, если бы со следующего года в Тибете не прокатилась волна неурожаев, падежей скота, погодных аномалий, а также странных смертей гелугпинских монахов. По рассказам, даже сам Далай-лама не мог спокойно поесть — тарелки на столе необъяснимым образом переворачивались. Поначалу подумали, что это безобразия творит дух умершего Пунцог Намгьяла; когда же выяснили, что это Дракпа Гьялцен, его реликварий сломали, а для ритуалов умиротворения привлекли специалистов из школ сакья и ньингма. Ритуалы не помогли. Тогда в 1669 году с санкции Далай-ламы в его честь соорудили небольшое святилище, в котором стали регулярно совершать умилостивления и подношения. Со временем дух Дракпа Гьялцена успокоился и на двести лет выпал из внимания высоких гелугпинских лам.

Долгое время Дордже Шугден оставался одним из младших защитников в школе сакья, где он считался мирским духом, охраняющим Учение, а также приносящим благосостояние и удачу. В биографии внутреннемонгольского Джанджа-хутухты Ролпай Дордже (1717–1786) содержатся сведения о том, что поначалу к практике Шугдена прибегали некоторые настоятели Гадена, но однажды после череды несчастных случаев один из них, Нгаванг Чокден, наставник Далай-ламы VII (1708–1757), отменил её в своём монастыре.

Из грязи — в князи

В конце XIX века Такпу Ринпоче (1876–1935) из монастыря Дрепунг, находясь на церемонии в лхасском дворце Тангьелинг, которую проводил Дэмо Ринпоче, узрел, будто парапет здания объят огнём. Позже его учитель, Лотрул Нгаванг Кхьенраб Тенпай Вангчук, растолковал ему смысл видения — это признак недовольства Дордже Шугдена, который гневается на то, что многие из присутствовавших на церемонии лам-гелугпинцев занимались практиками школы ньингма. Вскоре после этого Дэмо Ринпоче был арестован тибетскими властями по подозрению в участии в заговоре с целью убить юного Далай-ламу XIII (1876–1933), который тоже был приверженцем некоторых ньингмапинских ритуалов. Тогда Такпу Ринпоче по приглашению своего ученика, Пабонки Дечен Ньингпо (1878–1941) ненадолго приехал в Кхам, где имел подробное видение, в котором он посетил чистую страну Тушиту. В ней он повстречался с самим ламой Цонкапой, который обитает там после своей земной смерти, а также с Дракпа Гьялценом, который даровал ему подробные наставления по циклу учений, касающихся своей гневной эманации — Дордже Шугдена. Записав увиденное и услышанное, Такпу Ринпоче передал эти наставления Пабонке и другим своим последователям.

Современный настенный рисунок, изображающий Дордже Шугдена, 

в монастыре Дашчойнхорлин (Булганский аймак) 

Пабонка Ринпоче, признанный при рождении воплощением Джанджа-хутухты, и бывший одним из наставников Далай-ламы, воспринял эти учения максимально близко к сердцу. Дордже Шугден, преподнесённый ему учителем в качестве ревнителя чистоты учения школы гелуг, оказался как никогда кстати в ситуации, когда в Восточном Тибете набирало силу несектарное движение (риме), к которому Пабонка Дечен Ньингпо не питал ни капли симпатии. Он составил текст церемонии посвящения в практику Дордже Шугдена и принялся активнейшим образом распространять её везде, где ему доводилось бывать. Когда в 1904 году в Лхасу доставили перерожденца Триджанга Ринпоче (1901–1981), который в будущем стал крупнейшим гелугпинским наставником, от которого (или от его непосредственных учеников) получали наставления и посвящения абсолютное большинство сколько-нибудь значимых гелугпинских наставников второй половины ХХ века, включая Далай-ламу XIV, Пабонка Ринпоче стал его коренным учителем. Конечно же, он убедил Триджанга в исключительной важности практики Дордже Шугдена для школы гелуг, в чём был сам абсолютно уверен. Он продолжал пополнять корпус текстов, касающихся этой практики — в итоге из общей дюжины томов его литературно-религиозного наследия они составили целый том.

Узнав о деяниях Пабонки Ринпоче, который уже ставил Дордже Шугдена наряду с главнейшими божествами-хранителями гелугпы, если не выше, он укорил его и призвал отказаться от его практики. Пабонка Ринпоче в знак примирения преподнёс Далай-ламе белый хадак с монетами и объяснением, что-де он занимался этой практикой, поскольку Дордже Шугден был божеством-хранителем семьи его матери. Однако после кончины Далай-ламы в 1933 году Пабонка Ринпоче, не чувствуя себя более связанным данным ему обещанием, возобновил её.

Нет пророка в своём отечестве

Лувсандамдин

В конце XIX века на фигуру Драгпа Гьялцена обратили внимание и в Монголии. Монгольский лама-историограф из монастыря Гандантэгченлин, Лувсандамдин (1867–1937), написал биографию Дракпа Гьялцена, в которой назвал императора Канси, под властью которого Монголия окончательно стала буддийской, его следующим воплощением. Скорее всего, основным источником для биографии Дракпа Гьялцена послужили его намтар и история перерождений, написанный монгольским Зая-пандитой (1642–1708). Заинтересовавшись связанным с именем Дракпа Гьялцена духом-хранителем, Лувсандамдин, подобно Пабонке Ринпоче, обнаружил, что текстов, касающихся как истории, так и практики Дордже Шугдена, практически нет. Тогда Лувсандамдин составил отдельный труд, посвящённый прежним его перерождениям, выводя их от Манджушри, и тоже написал ряд обращённых к нему ритуальных хвалебных текстов.

Так имя Дордже Шугдена привлекло к себе внимание высоких ургинских лам. Вероятно, именно «незадействованность» Дордже Шугдена и малое распространение его в Тибете натолкнуло их на мысль, что в Монголии ему можно найти особое, новое применение. Так, когда в 1884 году учитель Богдо-гэгэна VIII (1869–1924) Балданчоймбол решил сделать из его младшего брата Лувсанхайдава (1872–1918) оракула, общающегося с духами-провидцами, предсказывающими будущее и дающими советы монгольскому предстоятелю, на эти «вакансии» наряду с Нейчунгом, уже давно к тому времени консультировавшим Далай-ламу, в итоге были избраны также Дордже Шугден и его «первый министр» — Циу Марпо. Наверняка в принятии этого решения сыграл свою роль тот факт, что Дордже Шугден к тому же был родовым божеством-охранителем Богдо-гэгэна IV (1775–1813), происходившего из тибетского рода Лхалу. Ритуал нисхождения духов-провидцев в мальчика совершили специально приглашённый для этой цели Балданчоймболом из Тибета чойджин-лама Сэтээв, а также ургинский лама Лувсанпэлжээ.

Лувсандхайдав

Если Нейчунг со времён Далай-ламы V был духом-хранителем в первую очередь тибетского государства, то Дордже Шугден, соответственно, стал почитаться монголами как особый покровитель монгольской государственности, который будет сопутствовать очищению Монголии от китайцев. Так что к моменту национальной революции, произошедшей в 1911 году, кандидат на пост уже государственного оракула, по образцу тибетского, был готов. Для Лувсанхайдава построили отдельный храм, который, удивительным образом пережив период тотального разрушения храмов в 1930-х, до сих пор стоит в центре монгольской столицы в окружении стеклянных небоскрёбов. Интересно, что этот храм с момента своего основания относился к числу «императорских», то есть был построен с санкции центральной цинской администрации и финансировался за её счёт — так как обитель и дела государственного оракула, безусловно, относились к ведению имперских властей. Как же они допустили наличие у Лувсанхайдава в духах-прорицателях поборника монгольской независимости? Но, с другой стороны, по словам Лувсандамдина, первый цинский император был перерождением Дракпа Гьялцена, а Дордже Шугден — эманацией Манджушри, от которого, по словам некоторых гелугпинских лам прошлого, маньчжуры получили самое своё имя. Эти обстоятельства Лувсанхайдаву пришлось лично объяснять в письме в Пекин. Впрочем, это противоречие разрешилось само собой с падением в Китае цинской династии и провозглашением Монголией независимости.

Национализация элит

Алтарь и статуя Намхарбарзина

Приблизительно ко времени смерти Далай-ламы XIII и снятие опалы с Дордже Шугдена относится история появления у него одного из «министров» — то есть подчинённых ему могущественных духов, который стал в его свите вторым после Каче Марпо. В своём предыдущем рождении этот дух был монголом-бадарчином по имени Намхарбарзин. Этот бадарчин без гроша в кармане проделал пеший путь в Тибет, в монастырь Дунгкар, в надежде стать там монахом. Однако местный гэбкуй, выслушав его просьбу, выгнал его взашей. Вновь и вновь он молил местную братию о монашеских обетах за стенами монастыря, но получал в ответ лишь оскорбления и тумаки. Наконец Намхарбарзин вышел из себя и проклял их, посулив им всем смерть в течение одного года. Несколько позже, близ Пема Чойлинга, местные кочевники нашли его бездыханное тело. Они сбросили его в горную реку, где оно застряло между скалами, и некоторое время развлекались, кидая в него камни. Находящееся в бардо сознание несчастного монгола, наблюдая эту картину, наполнилось яростью, и вскоре он переродился злобным духом.

После этого он устроил в округе нечто похожее на то, что творил в XVII веке дух задушенного хадаком Дракпа Гьялцена. Однажды он даже вошёл в тело своей жертвы и сообщил, сколько ещё человек он намерен убить. Тогда был вынужден вмешаться настоятель Дунгкара, Домо Ринпоче, чьи монахи так грубо обошлись с ним. Ему удалось усмирить Намхарбарзина и ввести его в свиту Дордже Шугдена, связав его клятвой творить вред лишь врагам Учения Будды. Так у гьялпо, — «царя», — появился министр-монгол с зубом на тибетцев.

Отцы и дети

После «мирного освобождения» Тибета и образования тибетской диаспоры в Индии Дордже Шугден существовал в школе гелуг относительно спокойно — ведь его практики крепко держались крупнейшие гелугпинские ламы — Триджанг Ринпоче, ученик Пабонки, и Линг Ринпоче (1903–1983), которые были наставниками юного Далай-ламы XIV. Так бы продолжалось и дальше, если бы в 1975 году Зэмэ Ринпоче (1927–1996), ученик Триджанга, не опубликовал так называемую «Жёлтую книгу», в которой собрал рассказы своего учителя о том, как Дордже Шугден карает лам, отступивших от чистого учения школы гелуг и пристрастившихся к ньингмапинским практикам.

Гуру-Дэва Ринпоче. Статуя 

из монастыря Амарбаясгалант

Далай-лама, который был не только держателем множества учений, происходящих из ньингмы, но и старался в то время восстановить комплекс государственных ритуалов, связанных с ньингмапинским наследием и именем Падмасамбхавы, воспринял эту книгу крайне негативно. Фактически, Дордже Шугден оказался как личным врагом Далай-ламы XIV, так и противником восстановления тибетской государственности. Постепенно практику Дордже Шугдена вытеснили из всех монастырей, оставив вопрос — хранить ему верность или нет — на совести каждого. Но вскоре и те, что продолжили возносить ему молитвы в частном порядке, стали подвергаться остракизму. Конечно, эта ситуация не могла не вызвать недовольства в среде части старшего гелугпинского духовенства, озвучившего вопрос — имеет ли право Далай-лама запрещать практику главного духа-защитника школы гелуг, так ценившуюся его собственными учителями? Одним из таких лам был Гуру-Дэва Ринпоче (?–2009), — уроженец Ордоса во Внутренней Монголии, обучавшийся у Пабонки и Триджанга, а затем и у Линга Ринпоче бок о бок с Далай-ламой.

Радость и спокойствие в Монголии

После того, как монастырь Гуру-Дэва Ринпоче отпечатал листовки, ставящие под сомнение необходимость отказа от Дордже Шугдена, он подвергся открытым гонениям со стороны тибетской диаспоры в Индии, и в 1994 году охотно принял приглашение возглавить один из виднейших монгольских монастырей — Амарбаясгалант, некогда бывший усыпальницей богдо-гэгэнов и чудом уцелевший в 1930-е. В этом монастыре, название которого обозначает «Спокойно-Радостный», Гуру-Дэва Ринпоче смог беспрепятственно, ничего не опасаясь, развернуть поклонение вновь ставшему опальным тибетскому духу. Естественно, Дордже Шугден стал духом-хранителем (тунлха) Амарбаясгаланта.

С приходом Гуру-Дэва Ринпоче в монастыре развернулось масштабное строительство. На одном из соседних с ним холмов выросла исполинская ступа, а рядом — статуя Цонкапы с учениками, подножие которой охраняют Дордже Шугден, Махакала и Каларупа. В монастыре было организовано обучение монахов. Гуру-Дэва Ринпоче профинансировал строительство собственного храма для улан-баторской женской буддийской общины «Тугс-Баясгалант» — «Совершенно-Радостной». По словам её основательницы и бессменной руководительницы Н. Гантумэр, помимо прочего — жены ламы-управляющего монастырским хозяйством Гандантэгченлина, «сахиусан Дордже Шугден — это великий хранитель, возвышающий отвагу и величие монгольского народа». Половина женщин-членов общины «Тугс-Баясгаланта» обучались в Буддийском университете Гандана, а сын одной из них, Мягманаран, был недавно опознан Шугденом как перерожденец.

На церемонии посвящения Ямантаки и Дордже Шугдена в первых рядах на арене сидели амарбаясгалантские монахи, сразу за ними — женщины-мирянки из «Тугс-Баясгаланта»

В 2003 году по предсказанию оракула Сэтээва Гуру-Дэва распознал в молодом монголе Лувсандарже (род. 1976), цорджи-ламе из Амарбаясгаланта, перерождение ургинского габджу Лувсандамдина, того самого, что век назад составлял молитвы Дордже Шугдену. К слову сказать, Лувсандамдину, удачно избиравшему себе покровителей, удалось избежать катка репрессий против духовенства первых десятилетий Монгольской народной республики, и войти в состав Учёного комитета — предшественника Монгольской академии наук. Новоиспечённый монгольский хубилган, получивший титул Зава Дамдин Ринпоче, в 2005 году вместе со своими учениками начал восстанавливать монастырь Дэлгэр-Чойрын, основанный своим предшественником.

Ещё один лама-монгол был распознан Триджангом как перерождение Шантидэвы. Вот и на этот раз, после посещения Улан-Батора Триджанг Ринпоче отправился в Чинвановское хурэ (оно же монастырь Дашчойнхорлин) в Булганском аймаке. Там он провёл церемонию «возведения на престол» перерожденца ламы Шаддувдандара, монгольского наставника Далай-ламы XIII, который прежде жил в этом хурэ. Затем Триджанг приехал в Амарбаясгалант, где опять же при помощи указания Дордже Шугдена признал в монгольском монахе Лувсанчойдоге перерожденца ученика Богдо-гэгэна IV, знаменитого ургинского учёного ламы Агванхайдава.  

Меж двух гьялпо

По словам одного из естественных противников Дордже Шугдена — Намхая Норбу Ринпоче, держателя ненавистных ему учений традиции дзогчен, Монголия — это страна, народ которой особенно подвержен воздействию духов класса гьялпо. Вообще, гьялпо считаются перерождениями магов или монахов-тантристов, а также могущественных властителей, особенно же умерших не своей смертью — а таких в истории Монголии было достаточно. При этом, даже те гьялпо, которые вроде бы давно известны как верные союзники буддизма, могут тем не менее оказывать некое побочное негативное влияние на тех, кто к ним обращается — так, практикуя некоторое время воззвания к гьялпо Пехару — божеству-охранителю тибетского правительства — Намхай Норбу почувствовал, что в нём возросла запутанность, и он оставил эту практику. Не всё однозначно и с Нейчунгом — согласно одному из рассказов, в прошлом рождении, до того, как Падмасамбхава привёл его на службу буддизму, он был монахом, нарушившим свои обеты.

Ещё говорят, что Нейчунг устами Далай-ламы объявил Дордже Шугдена мирским злобным духом, обыкновенным гьялпо, из зависти к нему. Якобы, он не мог спокойно смотреть на резко увеличившийся в первой половине ХХ века поток подношений и восхвалений, обращённых к Дордже Шугдену. Но есть и другой вопрос, гораздо более принципиальный. Ведь Нейчунг и Шугден — «коллеги»: первый опекает тибетскую государственность, второй — монгольскую. К 1970-м годам стало очевидно, что Шугден справился со своими функциями лучше: в 1949 году Монгольскую народную республику признал Китай, а за ним — и ООН, а вот Нейчунг от китайцев Тибет не уберёг. К нынешнему времени этот разрыв стал лишь очевиднее.

Ещё одна вотчина духов гьялпо, по словам Намхая Норбу — это Россия. От одного из студентов буддийского университета «Даши Чойнхорлин» о нынешнем бурятском Пандито-хамбо-ламе Дамбе Аюшееве приходилось в 2007 году слышать, что он — тайный поклонник гьялпо Шугдена. Если это правда, становится более понятным причина часто звучащих в его адрес упрёков, что он-де не стремится приглашать в Бурятию Далай-ламу, а также его напряжённые отношения с учениками Далай-ламы XIV, живущими в России — Еше Лодой Ринпоче и Джампа Тинлеем.

Гелугпинцы-последователи Дордже Шугдена, впрочем, оскорбляются, когда его называют гьялпо — они считают его проявлением бодхисаттвы Манджушри. В школе сакья его считают воплощением активности Авалокитешвары. В Монголии же можно встретить мнение, что он — эманация Ваджрапани, который считается покровителем монголов, и явил себя миру в облике Чингисхана. Такой расклад не позволяет пройти мимо скандала вокруг запрещения Шугдена даже небуддистов. Рассказывают, что даже один современный тенгрианец, Шарилдай, занимающийся совершением огненных жертвоприношений духу Чингисхана, до того возмутился тем, что-де проявление Чингисхана запросто запрещают какие-то тибетцы, что был готов идти в ближайший монастырь и бить их, только его вовремя отговорили.

Рассказывают также, что в 2000 году некий монгольский хамбо, приехав в Дхарамсалу, пришёл просить благословения у Далай-ламы. Когда Далай-лама приблизился к нему, он приметил, что на его шее повязан оберег-гау с изображением Дордже Шугдена. Внезапно Далай-ламе стало плохо, он потерял сознание, и его пришлось приводить в чувство чуть не пощёчинами. Даже если драматические подробности этого небольшого эпизода преувеличены, подтекст всех историй подобного рода совершенно ясен.

Монголия — единственное в мире независимое во всех смыслах государство, в котором большинство населения исповедует буддизм Ваджраяны тибетского толка. Между тем, несамостоятельное положение монгольского буддизма по отношению к тибетцам, унаследованное со времён Цинской империи, сохраняется и по сей день. В связи с этим постепенное возвышение в современной Монголии фигуры Дордже Шугдена, неразрывно связанное с противостоянием тибетской диаспоре в Индии, возглавляемой Далай-ламой, не кажется неожиданным. Безусловно, коль скоро крупнейшие буддийские образовательные центры находятся в Индии, в среде высшего монгольского духовенства поддержка Дордже Шугдена не может быть сколько-нибудь значимой. Однако в свете того, что Богдо-гэгэн IX обещал переродиться в Монголии (вот и Триджанг Ринпоче в ходе нынешнего визита в Монголию провёл специальную церемонию в честь «крепкого пребывания» Богдо, то есть, на него возлагаются немалые надежды), а особенно после того, как Далай-лама заявил, что его следующего воплощения не будет, что титул «далай-лама» изжил себя, эта ситуация может в корне измениться. Это тем более возможно в силу того обстоятельства, что в Монголии школа гелуг доминирует исторически, и, следовательно, проповедь о её исключительности и чистоте, сопровождаемая упованиями на Шугдена, ляжет на уже возделанную почву.

P. S.
В начале 2010 года проживающие в Бурятии тибетцы отправили письмо в секретариат Далай-ламы, где жаловались на самоуправство и деструктивное поведение по отношению к ним чагзода (монаха-адъютанта, или администратора, при высоком тулку) Тендзина, живущего в Бурятии при Еше Лодой Ринпоче. Помимо прочего, в письме сообщалось, что Тендзин-лхарамба до приезда в Бурятию был учеником другого тулку, Дагома Ринпоче, а также родным братом его чагзода. 

Скончавшийся семь лет назад Дагом Ринпоче был одним из учителей нынешнего тулку Триджанга. Как и его ученик, ему случалось, кстати, посещать и Монголию — в 1997 году он провёл там целых полгода. Дагом Ринпоче был верным учеником предыдущего тулку Триджанга, а также Линга и Зэмэ, — и, соответственно, унаследовал от них преданность Шугдену, которую не скрывал, что автоматически ставило его в оппозицию к Далай-ламе. Характерно, что в письме бурятских тибетцев среди жалоб на Тендзина-лхарамбу упоминалось, что в 2009 году он, когда наконец предоставилась возможность пригласить в Бурятию Далай-ламу, ничего не сделал для этого, хотя публично и поддерживал это предприятие, а в конце 1990-х рассорил местное тибетское и бурятское духовенство.