«...И реки станут красными...»

Рэгдэндагва (Ригдэн Дагпо) во время сражения с войском лало. Монголия, XIX в.

Одной из книг, возбудивших в Европе XIX века сравнительно широкий интерес к буддизму, и в частности — к буддизму тибетскому, стало описание пребывания в Тибете в 1844-1846 годах французских миссионеров Эвариста Гюка (1813-1860) и Жозефа Габе (1808-1853). С момента своей первой публикации в 1853 году их книга неоднократно переиздавалась. Была она известна и в России под названием «Путешествие через Монголию и Тибет к столице Далай-ламы». Помимо множества любопытных исторических деталей, в ней содержится описание одного пророчества, получившего распространение в период нахождения миссионеров  в Тибете. Это пророчество о Панчен-ламе и его последователях, которые поведут войну против китайцев, освободят Тибет и создадут на всём пространстве северо-буддийской Азии теократическое государство.

Нельзя сказать, чтобы текст этого пророчества был незнаком историкам. Однако следует отметить, что в основном на него ссылаются в работах, посвящённых исследованиям теософского движения, обращая особое внимание на упоминающееся в нём «братство келанов», сведения о котором, как считается, дали начало созданному Е. П. Блаватской мифу о «братстве махатм» [Stasulane 2005:107-108]. Однако в новейших работах, посвящённых истории Монголии и Тибета первой половины ХХ века, я не встречал прямых ссылок на этот источник. Это кажется весьма странным при той важнейшей символической роли, которая приписывалась Панчен-ламе в контексте этой истории, длящейся и доныне — а ведь материал Гюка представляет собой едва ли самую раннюю фиксацию представлений, на которых эта роль базируется.

По всей видимости, именно это пророчество является, так сказать, первопричиной того, почему на Западе так широко стало известно имя Шамбалы. Разумеется, очень много для популяризации его сделал в своё время Н. К. Рерих, однако его пристальное внимание к вопросу Шамбалы стало лишь отражением чрезвычайно интенсивного интереса к ней со стороны тибето-монгольского мира на рубеже XIX-XX веков. Материалы, приводимые в книге французских миссионеров, отлично иллюстрируют причины этого интереса.

Несмотря на то, что в 1866 году книга была издана по-русски [см. Гюк 1866:245-246], я всё же дам собственный перевод с французского [Huc 1853:257-258], исправив устаревшую ономастику, а также несколько встреченных мной в русском переводе несущественных неточностей.

Те, кто совершают паломничество в Ташилунпо, и миряне и ламы, и мужчины и женщины, — все поголовно записываются в братство келанов, учреждённое Панчен Ринпоче. Почти все буддисты мечтают о счастье стать членом этого сообщества, которое однажды может принести в Верхнюю Азию великое потрясение. Все умы чрезвычайно взбудоражены, и предвидят в будущем большую катастрофу. Вот какие странные пророчества циркулируют на этот счёт. 

Когда святой из Ташилунпо, когда Панчен Ринпоче умрёт, в будущем он не будет, как это было в прошлом, перерождаться в Тибете. Его новое воплощение явится к северу от Лхасы, в степях, населённых урянхайцами, в стране Тяньшань-пейлю, между Небесными горами и хребтами Алтая. Пока он будет оставаться там какое-то время в безвестии, готовясь в молитвах и добрых делах к великим событиям будущего, религия Будды ослабеет в сердцах людей, и будет жить лишь в рамках братства келанов. В эти несчастливые дни китайцы приобретут в Тибете большое влияние, они распространятся по горам и долинам, ища способ захватить империю Далай-ламы. Но продлится это только недолгое время. Затем будет общее восстание, все тибетцы возьмутся за оружие, и всем китайцам будет устроено побоище; ни одного, будь то старик или юнец, не выпустят за пределы страны.

Через год после этого кровавого дня китайский император соберёт многие полки и поведёт их на тибетцев. Они принесут с собой ужасающее возмездие, кровь будет литься рекой, и реки станут красными, в конце концов китайцы возьмут Тибет, но долго их торжество не продлится. Вот тогда-то Панчен Ринпоче и явит свою силу, он пошлёт клич всему братству келанов, те, что уже скончались, оживут, и все они соберутся на просторных равнинах Тяньшань-пэйлю. Там Панчен раздаст всем стрелы и ружья, создав таким образом грозную армию, и возглавит её. Братство келанов пойдёт за своим святейшим предводителем и обрушится на китайцев, которые будут разбиты в пух и прах. Будет покорён Тибет, затем Китай и Тартария [Монголия], и просторная империя Орос [Россия]. Панчен будет провозглашён вселенским правителем, и под его святым воздействием ламаизм вскоре вновь станет процветать, со всех сторон будут выситься величественные монастыри, и всему миру явлена будет великая сила буддийских молитв. 

Эти предсказания, которые мы здесь даём лишь обобщённо, пересказываются всеми в подробностях и малейших обстоятельствах, но вот что особенно удивительно: кажется, никто не сомневается в точности предсказываемых событий; все говорят об этих сведениях как о точных и несомненных. Проживающие в Лхасе китайцы, кажется, тоже верят этому пророчеству, но им хватает благоразумия не беспокоиться об этом сверх меры, они надеются, что столкновение это произойдёт ещё нескоро, уже после того, как они скончаются, или что, по крайней мере, у них будет достаточно времени, чтобы разглядеть его приближение. Что до Панчен Ринпоче, то, как говорят, он усердно готовится к перевороту уже в этой жизни. Хоть он уже и в весьма почтенных летах, но часто упражняется в военных искусствах; ежедневно, каждый миг, не связанный со своими обязанностями живого будды, он посвящает подготовке к своей будущей должности главнокомандующего келанов. Утверждают, что он превосходно стреляет из лука и умело обращается с копьём и фитильным ружьём. Для своей будущей кавалерии у него припасены большие табуны, а его многочисленные своры собак, наделённых необычайно сильной сообразительностью, сыграют важную роль в великой армии келанов. 

Эти дикие и экстравагантные идеи так сильно проникли в народ, а особенно в умы тех, кто состоит в братстве келанов, что однажды они могут привести к революции в Тибете. Никогда не проходит без последствий, когда люди так озабочены своим будущим. После смерти великого ламы Ташилунпо смелому авантюристу останется лишь объявиться на Тяньшань-пэйлю, затем открыто провозгласить себя Панчен Ринпоче, и воззвать к келанам. Чего-то большего, чтобы всколыхнуть этих фанатичных людей, не потребуется. Нынешний же и немедленный эффект этого братства келанов — возвеличивание роли и важности Панчен Ринпоче, которое, кажется постепенно подрывает верховенство Далай-ламы. Результат этот тем более явственен благодаря тому, что властелин Лхасы — девятилетнее дитя, а три его предшественника умерли насильственной смертью ещё до достижения зрелости, которая законом определена в 20 лет. Панчен Ринпоче, кажущийся человеком умным и амбициозным, несомненно, не упустит этот период четырёх малолетств, и отнимет часть духовной и светской власти у Далай-ламы.

А. Андреев в своей книге «Возрождённый миф о Мастерах: оккультные жизни Николая и Елены Рерих» (Andreev 2014:xxiv-xxv), вслед за предыдущими комментаторами, объясняет слово «келаны» как «монахи гелуг», не пытаясь прояснить его точное значение. Действительно, слово «гелонг» (тиб. dge long, монг. гэлэн), которое означает человека, принявшего полный комплекс монашеских обетов, звучит похоже на Kélan — так Гюк транскрибировал это тибетское слово. Однако весьма сомнительно, чтобы, как сообщает Гюк, так называли всех посещающих Ташилунпо — «и мирян и лам, и женщин и мужчин». Можно было бы обратить внимание на то, что тибетское слово «гелонг» этимологически никак не связано с монашеством и безбрачием: dge — это «добродетель», а slong — «вызывать, взращивать». Таким образом, слово «гелонг», дословно — «взращивающий добродетель», теоретически могло бы использоваться и относительно не-монахов в некоем специальном смысле, однако это предположение всё же представляется достаточно шатким и натянутым. Называть всех подряд «гелонгами» только на том основании, что они взращивают добродетель, было бы не менее странно, чем в православном монастыре называть живущих при нём бобылей монахами (от греч. μοναχός — одинокий) только потому, что они живут одни, без жены.

Гораздо более достоверной выглядит версия, что Kélan — это тибетское khas blangs, т. е. «давший клятву». О какой клятве идёт речь, понять здесь совсем нетрудно — очевидно, верующие принимали перед лицом Панчен-ламы обязательство, что в будущем своём рождении, когда наступит время предсказанной войны, они присоединятся к его великому войску. 

Н. К. Рерих. "Знамя грядущего"

Андреев, приводя в своей книге краткий пересказ пророчества, характеризует его так: «Это, фактически, было пророчество об апокалиптической Войне Шамбалы (части буддийского мифа о Шамбале)». С. Кузьмин [2014:132] также сообщает, что в начале ХХ века как в Тибете, так и в Монголии довольно распространены были пророчества о том, что Панчен-лама родится 25-м царём Шамбалы Ригден Дагпо (а монгольский Богдо-гэгэн — его полководцем Хануманом: как известно, тесная связь между Панчен-ламой и линией Богдо-гэгэнов установилась со времени, когда первый Богдо, Дзанабадзар, обучался у Панчен-ламы IV (I) Чокьи Гьялцена). К сожалению, пока мне не удалось обнаружить источник этой связи, а именно — где, когда и при каких обстоятельствах было впервые указано, что один из будущих Панчен-лам переродится для войны именно в качестве царя Шамбалы, а не «сам по себе». Ведь в приводимых Гюком сведениях ни Шамбала, ни её цари не упоминаются. С одной стороны, связь вроде бы очевидна: и в пророчестве о войне Шамбалы, происходящем из Калачакра-тантры, и в пророчестве о Панчен-ламе говорится о священной войне. Однако в первом случае речь идёт о войне с мусульманами (лало), а во втором — с китайцами. Едва ли основанием такой связи мог послужить один лишь факт наличия в среде ханьцев группы хуэйцзу, то есть ханьцев, исповедующих ислам, так как фактора, обеспечивающего подчинение Тибета китайцам, они явно не составляли. Конечно, известно об особых связях линии Панчен-лам и учения Калачакры, однако сама по себе она не предусматривает отождествления Панчен-ламы и царя Шамбалы, и такая связь должна была быть установлена дополнительно. Едва ли применимо здесь и «расширительное» толкование термина «лало» как «религиозные фанатики, враждебные буддизму», так как китайцы (ханьцы в целом), опять же, никак не соответствовали этому определению на рубеже XIX-XX веков. Впрочем, толчком к такому отождествлению могло послужить восстание ханьской националистической секты Цзиньдандао в 1891 году, которое привело к колоссальным жертвам среди населения Внутренней Монголии и разрушению множества местных храмов тибетской традиции.

Примечательно, что попытки опознать царя Шамбалы в ком-либо из живущих людей, а Шамбалу — в какой-либо всем известной локации, имели место и в годы пика популярности этого пророчества. Так, калмыцкий гелонг Дамбо-Даши Ульянов, побывав в Тибете в 1904-1905 годах, в 1910 году опубликовал свой труд «Предсказание Будды о доме Романовых», где отождествил Шамбалу с Россией. Вероятно, равнодушие Ульянова к «комбинированной» версии пророчества, т. е. к предсказанию о том, что будущим царём Шамбалы станет Панчен-лама и после этого победит Китай, объясняется тем, что для буддистов — российских подданных «китайский вопрос» был не так актуален, как для монголов и тибетцев. В этой связи следует упомянуть, что побывавший в Лхасе в 1901-1902 годах японский монах Кавагути Экай (1866-1945) сообщал о некоей работе Агвана Доржиева, в которой он тоже пытался доказать, что «Северная Шамбала» — не что иное, как Российская империя. Как известно, перед тем, как достичь Лхасы, миссия Доржиева останавливалась в Ташилунпо, где Панчен-лама IX дал ему устную передачу «Молитвы Шамбалы» [Snelling 1993:77-79].

Кандидатом на роль Ригден Дагпо выступал и Гэсэр — легендарный царь, центральный персонаж тибетского героического эпоса. Впрочем, в том, что касается Гэсэра, не обошлось без фигуры Панчен-ламы. Так, Панчен-лама VI (1737-1780), автор вышеупомянутой «Молитвы Шамбалы», а также знаменитого «Путеводителя в Шамбалу», обсуждал с Джанджа-хутухтой Ролбийдоржем (1717-1786) возможность отождествления фигур Гэсэра и легендарного китайского полководца Гуаньюя. Ролбийдорж, известный своими связями с цинской администрацией, очевидно, был инициатором такой идентификации с целью упрочения китайского влияния в среде тибетцев. С той же целью святилище Гуаньюя было возведено в 1920 году в Урге после ликвидации восьмилетней монгольской автономии.

С. Кузьмин высказывает предположение, что «уход Панчена из Тибета в 1924 г. мог рассматриваться как подтверждение таких предсказаний» [Кузьмин 2014:132]. Между тем, содержание приведённого у Гюка пророчества о Панчен-ламе совершенно определённо ставит оставление им Тибета в цепь предсказываемых событий. Следовательно, этот уход должен был ясно сигнализировать знающим о пророчестве, что эта последовательность приведена в движение. Замечу, что, как указывает Гюк, конкретное время начала событий, описанных в пророчестве, не называлось в то время, когда ему удалось его зафиксировать.

Несколько слов о нынешнем «настоящем» Панчен-ламе XI Гендюн Чокьи Ньиме — «самом юном в мире политзаключённым». Учитывая, что с начала ХХ века уже фактически исполнились две части пророчества, а именно — кратковременное выдворение китайцев (1911) и их возвращение, залившее Тибет «кроваво-красными реками» (1959), сегодня на повестке дня продолжает стоять вопрос о триумфальном явлении Панчен-ламы во главе войска и окончательном поражении китайцев. Ещё Гюк оценивал «взрывоопасность» этого пророчества как весьма высокую, говоря о том, что оно «может привести к революции в Тибете». В связи с этим становится совсем не удивительно, что китайские власти так тщательно прячут юного «настоящего», то есть признаваемого тибетцами Панчен-ламу, опасаясь его похищения сепаратистами, взамен выставляя на обозрение своего, «подложного» Панчена — Гьялцена Норбу. Как видим, более чем серьёзные основания для опасений им дали пророчества, услышанные Гюком полтораста лет назад в Ташилунпо. 

Н. К. Рерих. "Красный всадник" (Рэгдэндагва)

Не меньше оснований для опасений было и у правительства МНР — в Монголии прекрасно помнили, что ещё совсем недавно, в 1920-е годы, песни о священной войне Шамбалы были очень популярны в военной среде, что с именем Шамбалы на устах монгольские войска сражались с китайцами в войне, последовавшей за объявлением независимости от Китая в 1911 году. Разумеется, руководителям Монгольской народно-революционной партии не хотелось, чтобы столь мощная и распространённая в народной среде идея обернулась против них. Переоценивая реальную роль Панчен-ламы IX в событиях 1930-х годов, они, тем не менее, знали, какой мощным мобилизационным потенциалом обладала его фигура. Руководителям восстания 1932 года удалось поднять против МНРП население Западной Монголии, ссылаясь на несуществующие планы Панчен-Богдо о скором захвате Улан-Батора. Что было бы, если бы он и правда обратился к монголам с таким воззванием? Запрет отыскания перерождения Богдо-гэгэна, который, согласно слухам, должен был переродиться полководцем армии Ригдэн Дагпо, также мог быть мотивирован в том числе и этими соображениями.

Хотел бы обратить особое внимание на фразу, которую Гюк употребляет в описании китайского нашествия на Тибет — «les torrents en seront rougis», буквально — «бурные течения станут красными». Конечно, после событий сер. ХХ века в Тибете эта фраза приобрела совершенно однозначный смысл. Панчен-лама IX в 1934 году тоже называл антибуддийские репрессии в СССР и МНР «бурей красного цвета — истинного цвета эпохи Вырождения» [Синицын 2013:9], но он был современником этих событий. А пророчество, зафиксированное Гюком, не только на сто лет предвосхитило т. н. «мирное освобождение Тибета», но и минимум на 25 лет — становление красного знамени символом пролетарского интернационала, под которым оно происходило. Как известно, впервые в этом значении красный флаг использовали в 1871 году в дни Парижской коммуны — то есть спустя 20 лет после публикации книги Гюка.

Библиография

Гюк, Габе. Путешествие через Монголию и Тибет к столице Далай-ламы. — М.: Изд-во К. С. Генриха, 1866.

Кузьмин С. О деятельности Панчен-ламы IX во Внутренней Монголии и Маньчжурии / Проблемы Дальнего Востока, № 6, 2014. — C. 132-142

Синицын Ф. Л. Красная буря. Советское государство и буддизм в 1917–1946 гг. — СПб, изд-е А. А. Терентьева, 2013.

Andreev A. The Myth of the Masters Revived: The Occult Lives of Nikolai and Elena Roerich. — Leiden, Boston: Brill, 2014

Huc É. Souvenirs d’un voyage dans la Tartarie, le Thibet et la Chine pendant les années 1844-46. — Adrien Le Clere, Tome 2, 1853

Stasulane A. Theosophy and Culture: Nicholas Roerich. — Roma: Editrice Pontifica Universita Gregoriana, 2005.

Snelling J. Buddhism in Russia. The Story of Agvan Dorzhiev, Lhasa’s Emissary to Tzar. — Longmead, Shaftesbury, Dorset: Element Books Limited, 1993.